12 июля был представлен врио губернатора Севастополя Михаил Развожаев. С последним словом к присутствующим также обратился его предшественник Дмитрий Овсянников.
Отметив достижения свои и своей команды, Овсянников нелестно отозвался о своём оппоненте: «Алексей Михайлович Чалый, вместо нормальной работы за 5 лет, кроме вранья и тщеславия, я лично ничего не видел».
Понимаем душевное состояние бывшего губернатора, однако, в очередной раз, своим поступком дал основание говорить о его политической незрелости.
Во-первых, такого рода оценки и рекомендации, раз они были адресованы преемнику как дельный совет, озвучивают наедине. Во-вторых, упомянув Чалого в оскорбительной форме, вымещая свою обиду, Овсянников тем самым продемонстрировал, что именно благодаря Чалому состоялась его отставка. Ведь формально отставка процедурно - это личная инициатива Овсянникова, в отличие от процедуры отзыва и недоверия со стороны избирателей. Понятно, что в реальности такое решение принималось им не по собственному желанию, а по воле сверху. Но тогда, своим заявлением, он подставляет и высшие инстанции, ведь выходит, что они пошли на поводу у «тщеславного вруна», что в свою очередь подрывает компетенцию этих высших инстанций. В-третьих, озвученная публично, а не в доверительной беседе оценка Чалого, заставила Развожаева сделать заявление, которое можно трактовать, как несогласие с такой оценкой.
На прямой вопрос об отношении к Чалому, врио губернатора ответил: «Я понимаю, что человек живет городом, очень много для него делает, очень сильно переживает. Понятно, что я хотел бы прислушиваться к людям, которые носят такой моральный авторитет, и в том числе свои решения принимать, исходя из их позиции». Таким образом, в контексте высказывания Овсянникова, Развожаев не считает Чалого «тщеславным вруном» и выражает готовность прислушиваться к его мнению.
Самым уместным, что мог себе позволить Овсянников в ситуации, когда он хотел нелицеприятно охарактеризовать человека отсутствующего на мероприятии, это упомянуть Чалого иносказательно. Сейчас же этот промах окончательно сформировал за ним амплуа не искушённого в политике человека, что сам он в конечном счёте и признал, заявив, что политическим вопросам уделял второстепенное внимание.